Пятнадцатая сходила вниз и вернулась с несколькими трубками карт. Одну — нужную — мы расстелили прямо на палубе.

Рыбе понадобился один взгляд, чтобы ткнуть пальцем в точку на берегу:

— Вот сюда успеваем, — сказал он. Суч пригляделся и кивнул. — И то в бухту зайдем уже в темноте.

За бухтой берег изгибался и уходил на восток, образуя большой угол. Вдоль берега идти получалось в два раза больше, чем по прямой — что Пятнадцатая немедленно заметила.

— А здесь мы срезать сможем?

— При такой погоде — нет. Если бы был попутный ветер, можно было бы попробовать, — ответил Рыба. — Парус мы там сможем уже использовать, но сила будет небольшой. Слишком неудобно ветер дует. А если срезать — то опять против ветра. Видишь отметки?

Все склонились над картой, в которую Рыба тыкал пальцем.

— Это отметки глубины. Отойдем от берега, и встать на якорь уже не получится. Цепь у якоря короткая.

Пятнадцатая тяжело вздохнула. Судя по упрямому выражению лица, сдаваться она не собиралась, но тут открыл рот Суч.

— Волна. Тут — мелочь. Там — валы, — проговорил он. — Перевернемся. Утонем. Плаваем хорошо?

Исчерпывающе! На моей памяти нашего десятника так на место ставили всего пару раз. Пятнадцатая сразу сдулась.

— Может, погода еще изменится, — сказал Хохо. — Сегодня поболтает, польёт, а завтра — будет попутный ветер.

— Ладно, — вздохнула девушка. — Идем к вашей бухте на веслах. Перерывов не делаем, как бы тяжело ни было.

Это была угроза. Угроза оказалась не пустой, но оценить ее мы смогли только после завтрака, когда весла были опущены в воду, а на палубе появились лавочки для гребцов. Ворочать этими бревнами оказалось неимоверно сложно и неудобно. Ещё часа два мы приноравливались друг к другу, к ритму гребли, к весу весла. И только тогда дело сдвинулось с мертвой точки. На весла удалось посадить практически всех — после обыска трюма количество вёсел удалось увеличить до 19 пар. Не отлынивал никто, а те, кому весел не досталось, занимались мытьем палубы, управлением и готовкой. Даже Пятнадцатая встала на вёсла со всеми наравне.

Боль пришла к обеду. Болели мышцы спины, болели руки, болели кровоточащие мозоли на ладонях, болели ноги, хотя вроде бы мы и сидели. Перерыв был слишком маленький: мы успели только перекусить, смазать мозоли целебной мазью, многие обмотали руки тряпками — и пытка продолжилась. Если поначалу баржа шла всё быстрее и быстрее, то к концу дня скорость начала снижаться. Теперь на теле, казалось, не осталось ни одного места, которое бы не болело при движении.

О том, что будет завтра утром — даже думать не хотелось. Как мы ни старались, но до темноты обогнуть мыс так и не успели. Сказалась и общая усталость, и наша криворукость в управлении баржой, и новые члены отряда.

Выживших первым заметил Суч. Чтобы понять, что же на самом деле он увидел, массивный и похожий на сундук парень ловко вскарабкался на мачту, и оттуда стал показывать стоящему за рулем Рыбе, куда надо поворачивать. Ладья изменила направление и неторопливо подошла к находке Суча.

В заливе болталось несколько бочек и досок от телег. Их явно пытались связать в единое целое, но длительное использование превратило плавательное средство в обычную кучу мусора. А на этой куче лежало несколько ааори, в одном из которых я узнал Первого, а ещё в одном — Шестого. Десятники выглядели совсем плохо, их бойцы — еще хуже. Первый хотя бы был в сознании и смог приподнять голову, не узнавая людей на барже. Другие даже не пытались шевелиться.

— Лестницы, — приказала Пятнадцатая, и вскоре с борта скинули лестницы для добровольцев.

Плавать умели не все бойцы, так что среди добровольцев оказался и я. Доспеха на мне не было, и повязки на ранах мгновенно намокли, а холодная вода перехватила дыхание. Достигнув в несколько гребков обломков, я сумел стащить в воду Первого, в чём мне активно помогал Шасть, подплывший вслед за мной. Вместе мы дотянули его до борта и даже приподняли по лестнице, где протянутые руки подхватили тело.

Всего из моря вытащили восемь человек — чудом спасшихся от серых, прошедших пороги и унесённых в море течением. И хотя ветер прибивал их назад в залив, шансов выжить у них почти не было.

Всех спасенных разместили в одном из отделов пассажирского трюма. Помимо истощения, у спасенных было множество ран. Пришлось использовать мазь. После обработки ранений все спасённые просто вырубились, впав в забытье.

Вскоре мы путь продолжили и плыли почти до темноты, к вечеру достигнув мыса. Пятнадцатая приняла решение не проходить в темноте узкий пролив, и Рыба с Сучем направили баржу к берегу — где, поискав полчаса тихое место, мы и бросили якорь. Ужин дежурные по кухне вынесли прямо на палубу, где гребцы пытались заставить себя подняться с лавок. Ели прямо там, причем весь «старший» состав параллельно совещался.

— Завтра попробуем обогнуть мыс, — сказал Рыба при молчаливой поддержке Суча. — Плохо, что не удалось сегодня, но у нас и навыков нет! Вёсла друг о друга стукаются постоянно, и поднимать темп нельзя.

— Не нужно, — сказала Пятнадцатая. — Ошиблись мы и сил не рассчитали. Сколько нам с такой скоростью ползти до Форта?

— Дней восемь-десять, — прикинул Рыба. — А если подует попутный ветер, то быстрее.

Как будто убеждая нас в том, что попутным он быть не хочет, ветер обрушился шквалом на палубу.

— Ночью. Дождь, — веско сказал Суч. — Три якоря надо.

Рыба понятливо кивнул:

— Сбросим два запасных, они тут до дна достают.

— Может унести в море? — забеспокоилась Пятнадцатая.

— Скорей о скалы разобьёт, — ответил Рыба.

— У нас мазей и бинтов почти не осталось, — хмуро сообщила Ладна, подсаживаясь к нам. — Не запасы, а слёзы одни.

— Надо поискать в трюме, — предложил Хохо. — На этой барже те ещё запасливые куркули плавали. Наверняка имелся и запас мазей с бинтами. На складе же в пристройке было и то, и другое.

Трюм мы, надо сказать, обыскивали спустя рукава. Помещение было длинным, и сил на более тщательный поиск попросту не хватило.

— Завтра пораньше встанем и всё обыщем, — кивнула Пятнадцатая.

— А чего бойцов не привлечь? — удивился Шасть.

— Бойцы и так измотанные, — ответила девушка и, не дав возразить, продолжила. — А мы… Мы — старшие. Вот мы и будем организацией заниматься. У нас и так каюты отдельные и кровати хорошие.

Шасть тяжело вздохнул, хоть он как раз никогда не тяготился ранними подъёмами.

— Как спасённые? — спросил я.

— Плохо, — ответила Ладна мрачно. — Истощены и крови потеряли много. В ранах полно заразы было, у некоторых пошло воспаление. Мазь, конечно, снимет, но нескоро. Так что они не бойцы ещё на месяц, если помощи от лекаря не будет.

— Лекаря у нас нет, — тяжело вздохнула Пятнадцатая. — Как вы их кормите?

— Запросили на кухне бульон с перетёртым мясом, — пожала плечами Ладна. — Вливаем по возможности. Глотать они все могут и в забытьи.

Суч огляделся и кашлянул.

— Надо люки задраивать, — хмуро сказал Рыба, поглядывая на темное небо. — И лавки убирать. И вообще всё с палубы убрать… И якоря сбросить.

— Что такое? — не поняла Пятнадцатая.

— Шторм? Да, Суч? — Рыба обернулся к напарнику, и тот кивнул.

— Час, — веско пояснил он.

За час мы, конечно же, не успели. Люди еле передвигались и стонали. Но, когда с первой же крупной волны залило в спальни, уставшие ааори стали двигаться значительно быстрее. Спасть на мокром никому не хотелось. Люки задраили надёжно, плотно — и оставалось только лечь и уснуть. Но Пятнадцатая снова разлила всем вина по кружкам и буквально заставила выпить. А потом спряталась у себя в комнате. Через несколько минут всё стихло, только на палубе иногда прохаживались часовые. Фонари везде потушили, чтобы не выдать расположение корабля возможным наблюдателям с берега.

Шторм нарастал всю ночь и утром. Я проснулся от того, что всё вокруг раскачивалось. Меня слегка болтало в кровати, и от этой болтанки заныли все мышцы, натруженные за вчера. Видно было плохо, и я со стоном сел и зажег фонарь. Протерев заспанные глаза, я понял, что баржу качает на огромных волнах, а моя кровать просто сохраняет относительно ровное положение. Подняв матрас, обнаружил и причину этого — лежак крепился к стене и к спинкам на цепях, которые позволяли ему свободно раскачиваться под собственным весом. Через минуту я вспомнил, что все кровати были с подобным устройством — даже в капитанской каюте. Оставалось только подивиться такой предусмотрительности моряков.