Пехота шла неспешно ровно до того момента, пока не достигла расстояния выстрела, а потом шумящей волной ринулась на стены.

— Стреляй! — пронеслась команда, и мы подняли луки. Снова раздались крики боли, и всадников сменили женщины кочевников. Били они не так метко, но очень кучно. Из десяти стрел одна да находила бойницу, а из сотни влетевших в крепость — одна находила цель. Но стреляли-то они быстро, стреляли кучно — и то тут, то там бойцы приседали, зализывая ранения.

Страшным оказался удар мудрецов противника. На стены обрушился поток мелких камушков — летели они со свистом, и сила удара была немаленькой. В ответ мудрецы крепости просто поставили какую-то защиту, которая не останавливала, но сильно замедляла снаряды, лишая их силы удара. Причём ослабели не только камни, но и стрелы.

А в ответ из крепости полетели подарки защитников. Первым отправились в полёт собранные для пристрелки трофейные стрелы, а следом — наши с железными и бронзовыми наконечниками. Если первые не произвели впечатления на противника, то металл своё дело сделал, выкашивая ряды нападающих. Не так, как хотелось бы, но и не совсем слабо. Стреляли все. Чтобы попасть в толпу, не нужно особой меткости — сила выстрела и скорость запуска стрел были важнее. Крики боли полетели уже с другой стороны. Оказалось, хоть кочевники и терпели раны, но они не собирались делать это молча — орали и ещё как.

Тетивы хлопали по перчаткам, смертоносные подарки отправлялись под стены, выкашивая нападающих, но те продолжали двигаться вперёд, подступая под стены — где уже могли воспользоваться и лестницами, и верёвками с крюками. Плотная крыша щитов внизу зашевелилась, и крюки полетели вверх. Железо для них использовалось отвратительное, но кочевники перед штурмом старательно их заточили. И крюков оказалось на удивление много — сотни и сотни. Они впивались в любой уступ, глубоко засаживая острия в сырой кирпич. И по каждой верёвке кочевники ловко лезли вверх. А следом уже на стены падали лестницы, тоже с металлическими крюками на концах. Столкнуть такую под градом стрел было делом очень сложным.

Сначала защитники старались перерубить верёвки, прицепленные к крюкам. Я, каюсь, тоже попробовал — одну даже перепилил, но потом получил в руку сразу четыре стрелы. Броня на руке уберегла от ранений, но стало понятно, что помешать забраться наверх мы врагам не сможем. На крышах внутри крепости скапливался гарнизон, вооружённый луками, и резервные бойцы. Причину я понял, когда первые враги затопали по крыше над стеной. Крыша держалась, но на честном слове. Стрельба из двора крепости дала неплохой результат — многие враги падали, только показываясь на полукруглой крыше, но тех, кто сумел подняться, было всё больше, и сырец начал крошиться под их весом.

Вот уже первые участки начали проваливаться, а вместе с ними на стенах оказались и первые противники. Низенькие, юркие, они пытались своими костяными топорами достать защитников, но неизменно падали, истекая кровью. Вот только это отвлекало бойцов, и в проломы стали падать стрелы, пускаемые навесом. Лучники под стенами вообще били во двор, стараясь зацепить тех, кто стрелял оттуда. А потом один из зубцов неподалёку обвалился, и на бойцов ааори спрыгнули первые штурмовики противника.

То ли на нашем участке зубцы были более крепкими, то ли просто повезло, но, когда зубец рядом со мной начал крошиться, я успел отдать приказ десятку — и первых же врагов мы встретили ударами копий. У Пятнадцатой зубец тоже сломался, но только наполовину. И враги не стали в своём нетерпении его доламывать. Пока что там не требовалась наша помощь. Те, кто пытался пробраться, убивались самой Пятнадцатой ещё в проёме.

Стрелки во дворе переключились на плотные скопления кочевников на стене. Бой только начинался, и сохранялась надежда — не пустить врагов внутрь крепости. А я уже понимал совершенно точно: стены нам не удержать. На нашем участке было ещё более или менее спокойно. С другой стороны на стене уже вовсю шел бой, но и стояли там не новички — кочевники сыпались со стены сплошным потоком. Вокруг противно запахло кровью и мясом, и во рту появился металлический привкус.

Всё больше и больше врагов оказывалось на стене. Пузо и Гвоздь уже ушли к Пятнадцатой — та что-то зло кричала мне, но я не слышал. Оставшиеся восемь копий продолжали убивать врагов. Впрочем, потери у нас тоже не заставили себя ждать. Пострадал Рыба, когда кочевник свалился прямо на него вместе с кирпичами. Сначала Рыба получил по шлему, а потом — по руке. Топор попал в сочленение, и пришлось отправлять Рыбу на перевязку.

— Держать стены! Держать строй! — своевременные команды уже ничего не могли исправить.

Нас начинали теснить со стен. Всё, что оставалось — сбить два десятка поплотнее и наблюдать, как Шасть и Хохо отводят своих во двор. Для нас обе лестницы оказались отрезаны. Вокруг лезли кочевники, которых мы продолжали прокалывать копьями, от которых никакие плетёные щиты не помогали.

Началась давка. За свою недолгую службу в ааори я принимал участие в двух сражениях — и в обоих давка наносила больше вреда, чем непосредственно бой. К счастью, два десятка новичков, сбитые в плотный строй по образу того, который с нами натренировала Пятнадцатая, могли удерживать в три ряда копий противника очень долго. Перед нами трупы врагов уже лежали двойным слоем, а глина под ногами стала липкой. Со двора продолжали бить стрелы, кочевники толпились, наседали друг на друга и ломали поручень с внутренней стороны.

И настал момент, когда поручень не выдержал издевательств и упал вниз, а за ним свалилось сразу трое врагов. Но это было только начало. Наши два десятка стали костью в горле у нападающих, не давая продолжать штурм. Теперь только часть врагов устремлялась по лестнице вниз, где их встречали Хохо и Шасть. Оставшиеся напирали на нас, и скоро падение противников стало не менее обычным, чем капли во время дождя. Снизу раздавался вой боли и ярости. Большинство ломали себе руки и ноги, но оставались живы и пытались к защитникам ползти. После Рыбы мы потеряли только двоих новичков, которыми уже занималась Ладна.

Кочевники оказались не самым умным и умелым противником. То ли в своей степи они почти не тренировались, то ли зараза трещин лишила их сообразительности и умений, то ли стреляли они лучше, чем махали топориками — но действовали они довольно бестолково. Единицы додумывались попробовать зацепить щиты и оттянуть — давая возможность стрелкам или другим воинам прорвать строй.

«Держать! Держать строй!» — наши крики с Пятнадцатой сливались в один. Понахватался я, похоже, от бывшего командира. Краем глаза я подметил, что на стене оставалось ещё достаточно бойцов, и почти везде ситуация была похожей. Противник наносил себе вреда не меньше, чем мы. Расстраивало только то, что за стенами остались лучницы, и они продолжали по нам стрелять. Несколько стрел, клюнувших мои доспехи, красноречиво намекали, что когда-нибудь они доберутся и до моего нежного небронированного тела.

Момент, когда прекратилась давка, я пропустил. Кочевники не перестали нападать — более того, они кидались в бой какой-то злой обречённостью. Однако на стенах их стало меньше, а новые из выбитых проходов не появлялись. Правда, десяток Пятнадцатой потерял ещё троих бойцов, а у нас вывели из боя Ленту, но прорвать наши построения кочевники никак уже не могли. Хохо и Шасть повели свои десятки на стену, зачищая лестницу, а по другой лестнице уже поднимался десяток Шестого и десяток ветеранов Скаэна.

Очень скоро мы снова схватились за луки и начали стрелять по лучницам, а народ на стены всё прибывал и прибывал — и тоже стрелял. Лучницы сопротивлялись недолго и кинулись к лагерю, где противников было ещё достаточно. И только когда по стене полетели команды прекратить стрельбу — стало понятно, что штурм отбит. Я бы с удовольствием просто сел на стене и посидел, но раненых требовалось доставить на перевязку, уставших послать в кроватку, голодных — отправить… Я посмотрел на небо, с удивлением отметив, что солнце уже коснулось стены, погружая двор крепости в полумрак. Значит, на ужин. День заканчивался, а казалось — прошло всего три-четыре часа, не больше. Но наваливающаяся усталость говорила, что — нет, бой шёл долго. Да и в наших с Пятнадцатой десятках тех, кто обошёлся без царапин и лёгких ранений, почти не было. В пылу боя мы просто перестали обращать внимание на подобное, а теперь раны и порезы давали о себе знать.